Одно из самых глубоких, непростых и длительных по адаптации к нему состояний - это осознание и последующее принятие НЕвозврата к своим собственным возможностям, обстоятельствам привычной жизни, физическому или эмоциональному потенциалу.
Такое приходит и с необратимыми недугами, которые, вроде бы, и не изымают тебя из жизни мгновенно, но постепенно отключают по одной лампочке у казавшейся бесконечной гирлянды...
С потерями, решение о которых приняла Судьба, а не ты сам.
С травмами, потенциал исцеления которых чрезвычайно мал.
С потрясениями, накрывшими целые государства, в которых конкретная жизнь конкретных людей становится легчайшим пёрышком на весах политических интересов.
И ещё это необъяснимое ощущение постепенной утраты себя, связанной не столько с какими-то реальными обстоятельствами и людьми, сколько с произвольной внутренней трансформацией, которая словно ломает тебя для того, о чём ты сам ещё не догадываешься в полной мере, и перед чем растерян, беспомощен и не оснащён какими-то по-настоящему действенными инструментами восприятия.
Отдельная сложность здесь в том, что ты не можешь миновать стадии той одиночной камеры, которая отсечёт тебя на время даже от тех, кто бесконечно дорог тебе и кто рядом, близко, с готовностью помочь...но без доступа в эту камеру.
Ты остаёшься один на один со своей пораненностью, болью, несогласием, пониманием невозможности откатиться назад и переиграть.
Ты остаёшься с отчаянной ненавистью к своей немощи, к своей нарастающей неполноценности, к своей сегодняшней несовместимости с тем, что вчера ещё было само собой разумеющимся.
Ты остаёшься с той обидной жалостью к себе, которая может только плакать, забившись в невидимый угол, но не знать никакого выхода...
И вот на этой горькой точке можно пойти ко дну, а можно ко дну не пойти.
Первое - просто: не выходить из камеры.
Второе тоже просто. Просто для тех, кто правду любит больше неправды и отказывается играть в игры под названием "Надо чуть-чуть переждать, и всё будет как прежде".
Правда звучит приблизительно так: "Чуть-чуть уже закончилось, возвращать мне нечего, и то, что будет, будет не так, как было".
После этого начинается интеграция всего жизненного опыта и посадка на нём нового кустика своей реальной жизни.
Наверное, былому баобабу сложно становиться кустиком, но этот кустик может оказаться куда устойчивее того баобаба, который хвастал-хвастал своей несокрушимостью, а потом взял да рухнул...
Сила кустика в том, что он уже побывал в той самой одиночной камере безысходности и вышел оттуда только потому, что не испугался правды и с удивлением вывез оттуда доверху набитую телегу ложных ценностей, которым он неистово поклонялся, пока не постоял на краю.
Сила кустика в том, что он уже точно знает, что ничего не знает про завтра, друзья мои...
И потому у него нет времени и желания обслуживать запросы тех, кто решил, будто имеет право диктовать ему как жить, как выглядеть, чем заниматься, с кем спать, с кем дружить, кого осуждать...
У него нет времени и желания мучительно заслуживать того, чего ему не хотят или не могут дать.
У него нет времени и желания стоять в очереди за теми, кто пока не решил, впустить ли его в свою жизнь, или достаточно редких крох с барского стола в пользу бедных.
Всё его время на разделённость, на принятие, на маленькие шаги по сузившейся, но всё ещё живой территории возможного.
Всё его время на выход из того гетто, в которое стереотипы загоняют всех недужных, травмированных, покинувших прежнюю обойму и психологически инвалидизируют, опять же шаблонно прогнозируя жалкое прозябание без надежд на радость, на доступные шансы, на любовь...
Всё его время на жизнь.
Да, уже не ту, в которой казалось, что всё возможно и всё впереди, но и это жизнь, поверьте.
Порой, во многом более счастливая и более насыщенная, чем была до...просто потому, что нам всем крайне редко, увы, дано без невыдуманного страдания узнать её подлинную цену.
Лиля Град
